Дети дорог - Страница 43

– Кто чего почуял? – Я села и потерла виски, силясь стряхнуть дремоту, потянулась, чувствуя боль в закостеневшей из-за лежания в неудобной позе спине.

– Да я про гостей поздних. – Харлекин легко поднялся, встряхнул гривой спутанных огненных волос и одним решительным движением сдернул с меня одеяло, под которым я пряталась от сквозняка, скользившего по холодному деревянному полу. – Вставай, змейка, к тебе пришли. Хотя если очень хочешь, я их сам встречу. Но за последствия не ручаюсь.

Он скрылся за пестрой тряпичной занавесью, отделявшей небольшой закуток перед лирхиной комнаткой и общий зал, уставленный сундуками, корзинами и походной утварью, раньше, чем я успела возразить, а потом я расслышала его приглушенный голос, нарочито картавый и визгливый, вопрошающий, кого там черти принесли на ночь глядя. Что ему ответили, я не разобрала, но на всякий случай торопливо закуталась в теплый шерстяной платок, сунула ноги в разбитые войлочные тапки и, сцеживая зевок в кулак, побрела к нехорошо улыбавшемуся харлекину, прислонившемуся к косяку. По ту сторону двери раздавался женский голос, выдающий одно длинное ругательство за другим, и с каждым взрывом проклятий Искра ухмылялся все шире.

– И чего ты им сказал? – поинтересовалась я, слушая малознакомые, но интуитивно понятные слова.

– Я просто представился и пояснил, что тут занято. А они почему-то обиделись. – Харлекин невинно похлопал глазками и развел руками, демонстрируя, что он-то совершенно ни при чем.

– Так что, можно уже не открывать? – вздохнула я с облегчением, и тотчас возмущение за дверью улеглось, а спокойный мужской баритон поинтересовался, можно ли пообщаться с хозяевами этого благословенного дома.

– Можешь открыть. – Искра отступил на полшага, пропуская меня к засову. – Без приглашения они все равно порог переступить не смогут.

Кажется, я уже догадалась, что за гости пожаловали, раз они не могут войти без разрешения в заговоренный от нежити дом. За порогом обнаружились двое: высокая худая блондинка, одетая в черное бархатное платье с квадратным вырезом на груди и пышной длинной юбкой, и темноволосый мужчина чуть выше меня ростом в странном камзоле с двумя рядами начищенных до блеска золотых пуговиц и жестким воротником-стойкой, подпирающим округлый подбородок. Увидев меня, девица недовольно сморщила небольшой носик и поджала губы, а мужчина мягко улыбнулся и слегка склонил голову.

– Мое почтение, юная леди. Позвольте нам… войти в дом.

На миг мне почудилось, что по затылку скользнула струя ледяного воздуха, холодные невидимые пальцы сдавили виски, а в голове зазвучал чей-то приказ, настойчивый и жесткий, – впустить, но эти неприятные ощущения пропали так же быстро, как и возникли. Я широко зевнула, даже не удосужившись прикрыть рот ладонью, и поинтересовалась:

– А с какой стати? У нас тут не проходной двор, вас в гости не звали, да еще в такое время. Приходите утром, а еще лучше – сразу после полудня, тогда и поговорим.

С мужчины разом слетела доброжелательность, лицо стало жестким, а белки глаз заалели, напитавшись кровью. Девушка, столь эмоционально ругавшаяся на харлекина всего несколько минут назад, вдруг утратила всю живость лица, вытянула руки по швам и замерла, будто шарнирная кукла, которую вернули на подставку. Искра у меня за спиной еле слышно рассмеялся, а потом приобнял меня за талию, наклонился и положил подбородок мне на макушку.

– Чтобы не затягивать этот балаган до рассвета, вынужден хотя бы представить вас друг другу, дорогие мои. Мия, перед тобой представители местной вампирьей общины. Да-да, те самые страшные немертвые создания, про которых так любят рассказывать байки у костра все кому не лень. Сам не раз слышал. Общаться есть смысл только с мужчиной, девушка все равно его «кукла», собственной воли давно не имеет и поэтому думает, говорит и делает только то, что приказывает ей хозяин. – Харлекин склонился еще ниже, легонько поцеловал меня в висок и по-кошачьи потерся щекой о мою щеку. – Что же до вас, господа умертвия, то право на территорию ромалийского табора заявила именно эта девочка, а я просто в гости зашел.

– Всюду, где ты появляешься в гостях, пропадает бесценный корм, потребление которого и так ограничено, – негромко прошипел вампир, подаваясь вперед, но не в силах переступить невидимую линию, проведенную заговоренными травами и солью.

– У плохого пастуха всегда волк виноват, – равнодушно отозвался Искра, выпрямляясь и запуская пальцы в мои спутанные кудряшки, легонько царапая ногтями кожу около уха. Я вздрогнула от неожиданно приятного ощущения и поспешила отодвинуться от харлекина. – Сторожите лучше свои угодья, и проблем станет намного меньше.

Но вампир уже не слушал – он посмотрел на меня и ослепительно улыбнулся, продемонстрировав острые клыки. Девица, только что стоявшая столбом, внезапно ожила и присела в глубоком реверансе, низко склонив голову. Черное кружево, обрамляющее вырез, сдвинулось, показав две едва-едва зажившие алые точки на бледной, почти белой коже. Метка хозяина, след от укуса нежити, превращающего человека в умертвие, в существо, не имеющее ни души, ни воли.

Ровина действительно рассказывала байки о вампирьих «невестах» поздним вечером у походного костра, когда осенние сумерки еще не приносили с собой леденящий сырой холод, а воздух вкусно пах дымом и печеной картошкой. Женщины или девушки, ставшие жертвами вампира по собственному желанию, приобретали особую призрачную красоту, большую физическую силу и бессмертие, если, конечно, такое ночное существование можно было назвать бессмертием, а взамен отдавали душу, волю и разум, превращаясь в красивые манки для людей. В «куклы», которые с каждым заходом солнца поднимаются из гроба лишь по приказу своего хозяина, что живут лишь его мыслями и волей, действуют лишь по велению господина, оставившего на точеной лебединой шее кроваво-красную метку. Эти красавицы выходят по ночам из своих дневных убежищ в поисках подходящей жертвы, чья жаркая кровь сумеет напитать мертворожденного вампира и дать ему силы, чтобы обмануть смерть до следующего захода солнца. У них холодная, как мрамор, мертвенно-бледная кожа, яркие губы и огромные темные глаза, в которых камнем тонет человеческая воля. Они не отражаются в зеркале, не имеют тени и не могут самостоятельно пересечь текущую воду. Могут играючи сломать пополам меч из закаленной стали, выбить дубовые ставни или вырвать голой рукой все еще бьющееся сердце, но при этом не в состоянии переступить порог дома без приглашения. На солнечном свете они вспыхивают, как сухая береста, и обращаются в мелкий серый пепел, а заговоренная особым образом вода выжигает их плоть, словно едкой щелочью.